Последний кольценосец - Страница 139

139

…Странно, но обморок его длился совсем недолго. Росомаха ухитрился распереться в щели, найдя положение, при котором вся нагрузка пришлась на левую, несломанную, ногу; теперь можно было, напрягшись, перевалить через голову освобожденный от лямок заплечный тюк. Пачка бумаг с дол-гулдурской документацией была снабжена зажигательным зарядом из «огневого желе» (умница Гризли – все предусмотрел), так что ему теперь оставалось лишь чиркнуть кремешком мордорской огневицы – герметичного фарфорового сосудика со светлой фракцией нафты. Лишь распустив затяжной шнур заплечного тюка и нащупав в кармане огневицу, он решил наконец осмотреться и запрокинулся назад (развернуться всем телом было совершенно невозможно) – как раз чтобы увидать будто бы медленно рушащиеся на него с бесцветного полуденного неба колоннообразные фигуры в серо-зеленых плащах. От настигающих эльфов его отделяли уже какие-то метры, и лейтенант безошибочно понял, что из двух оставшихся ему в этой жизни дел – запалить фитиль зажигательного заряда и разжевать спасительную зеленоватую пилюлю – ему отпущено времени лишь на одно, а уж на какое именно – офицеру «Феанора» надлежит сообразить и без подсказок… Так что последним впечатлением Росомахи, предваряющим отключивший его удар по голове, стал голубоватый нафтовый огонек, облизывающий чуть растрепанные нити вымоченного в селитре запального шнура.

Очнулся он уже на лесной прогалине, открывавшей обширный вид на долину Великой Реки. Руки связаны за спиной, мордорский мундир обратился в обгорелые лохмотья, вся левая сторона тела – сплошной ожог: хвала Ауле – сработала машинка. Он не сразу разглядел слева от себя – со стороны того глаза, что почти залеплен спекшейся сукровицей, – сидящего на корточках эльфа: тот с омерзением вытирает какой-то тряпицей горлышко своей фляги – похоже, только что вливал пленнику в рот эльфийское вино.

– Очухался? – мелодичным голосом поинтересовался эльф.

– Мордор и Око! – механически откликнулся Росомаха (экая досада – помирать в таком статусе, но так уж выпало…).

– Брось прикидываться, союзничек. – Перворожденный улыбался, а в глазах стояла такая ненависть, что щелевидные кошачьи зрачки его сошлись в ниточки. – Ты ведь расскажешь нам все про эти странные игры Его Величества Элессара Эльфинита, верно, зверушка? Между союзниками не должно быть секретов…

– Мордор… и… Око… – Голос лейтенанта звучал по-прежнему ровно, хотя лишь Манве ведомо – каких это стоило усилий: эльф как бы невзначай опустил ладонь на переломанную щиколотку пленника, и…

– Сэр Энголд, гляньте – что это?!!

Эльф обернулся на крик своих спутников и теперь оцепенело наблюдал, как за Андуином, там, где сейчас должен находиться Карас-Галадон, стремительно вырастает к самому небу нечто, напоминающее циклопический одуванчик – тонкая, сияющая нестерпимой белизной стрелка-цветонос, увенчанная прозрачно-алым шаровидным соцветием. Эру Всемогущий, если это и вправду в Галадоне, какого же оно размера?.. Да и какой после этого Галадон – там небось и пепла не осталось… И тут его отвлекли обратно – сдавленным воплем:

– Сэр Энголд, пленный!.. Что это с ним?!..

Как ни стремительно он поворачивался обратно, все уже успело закончиться. Пленник был мертв, и для констатации смерти врач тут точно не требовался: на глазах у остолбенелых эльфов тот за какие-то секунды превратился в скелет, обтянутый кое-где остатками мумифицированной кожи. Коричневато-желтый череп с заполненными песком глазницами насмешливо скалил зубы из-под съежившихся почернелых губ, будто издеваясь над Энголдом: «Ну вот, а теперь спрашивай о чем угодно… Хочешь – искупай меня в напитке правды, авось поможет»…

А в Минас-Тиритском дворце Арагорн изумленно наблюдал за тем, как неуловимо преображается лицо сидящей напротив него Арвен. Вроде бы ничего и не менялось, но он чувствовал с абсолютной непреложностью – безвозвратно уходит, утекает, как чудесный утренний сон из памяти, нечто важное, может быть, даже самое главное… какая-то волшебная недоговоренность черт, которые стали теперь совершенно человеческими. И когда по прошествии нескольких мгновений эта метаморфоза завершилась, он вынес вердикт, подводящий окончательную черту под этим периодом его жизни: «Да, красивая женщина, что тут скажешь… Даже – очень красивая. И это все».

Никто из его подданных этого, разумеется, не видел, а если б и увидал – наверняка не придал бы значения. Зато они добросовестно отразили в летописях другое событие этого полудня, а именно: когда в Лориене разрушилось Зеркало, сдетонировали и все пять оставшихся в Средиземье палантиров, и тогда из волн Белфаласского залива, принимающего в себя воды Андуина, ударил в небо чудовищный гейзер чуть не в полмили вышиной. Гейзер этот породил сорокафутовую волну-цунами, которая начисто смыла несколько белфаласских рыбачьих деревушек вместе со всеми их обитателями; вряд ли, однако, хоть кому-нибудь пришло в голову, что эти несчастные тоже стали жертвами Войны Кольца.

Самое удивительное, что Его Величество Элессар Эльфинит, при всей его наблюдательности и проницательности, тоже никак не увязал между собою эти два события, пришедшиеся на полдень 1 августа 3019 года Третьей Эпохи и, в некотором смысле, ставшие финальной точкой в ее течении. Ну а уж после него никто и подавно не выстраивал такой логической цепочки – у них и возможности-то такой не было…

– Руку согни, живо! – скомандовал Халаддин, затягивая жгут на левом локтевом сгибе Цэрлэга. – Да тряпицу-то не отнимай, а то весь наружу вытечешь…

139