Последний кольценосец - Страница 138

138

– Не тро-о-о-огай!!! – прорезал тишину отчаянный крик.

Поздно.

Орокуэн подхватил палантир и в тот же миг нелепо застыл, а тело его подернулось, будто слоем инея, мерцающими голубовато-лиловыми искрами. Халаддин отчаянно рванулся к товарищу и, не раздумывая, одним движением вышиб у того из рук дьявольскую игрушку; лишь по прошествии пары секунд доктор с изумлением осознал, что самому ему она отчего-то никакого вреда не причинила.

Лиловые искры при этом погасли, оставив после себя странный морозный запах, а орокуэн медленно завалился боком на каменную осыпь; при его падении Халаддину послышался какой-то странный глухой стук. Он попытался приподнять сержанта и поразился тяжести его тела.

– Что со мной, доктор? – На всегда улыбчиво-бесстрастном лице орокуэна были страх и растерянность. – Руки и ноги… не чувствую… совсем… что со мной?..

Халаддин взял было его за запястье – и от неожиданности отдернул руку: кисть орокуэна оказалась холодной и твердой как камень… Господи милосердный, да это же и есть камень! На другой руке Цэрлэга при падении отломилась пара пальцев, и теперь доктор разглядывал свежий, искрящийся кристалликами скол – белоснежный пористый известняк костей и темно-розовый мрамор мышц с алыми гранатовыми жилами на месте кровеносных сосудов, – поражаясь немыслимой точности этой каменной имитации. Шея и плечи орокуэна, однако, оставались пока теплыми и живыми; ощупав его руку, Халаддин понял, что граница между камнем и плотью проходит сейчас чуть выше локтя, медленно сдвигаясь по бицепсу вверх. Он собрался было бодро соврать нечто успокоительное насчет «временной потери чувствительности по причине электрического разряда», зарыв суть дела в мудреных медицинских терминах, однако разведчик уже разглядел свою изувеченную кисть и все понял сам:

– Так не бросай, слышишь?.. Добей «уколом милосердия» – самое время…

– Что там стряслось, Халаддин? – ожил в палантире встревоженный голос Сарумана.

– Что?! Мой друг превращается в камень, вот что! Ваша работа, сволочи?!

– Он что – коснулся палантира?! Зачем же ты ему позволил?..

– Дьявол тебя раздери! Расколдуй его немедля, слышишь?!

– Я не могу этого сделать: это не мои чары – сам подумай, зачем мне это? – а снять чужое заклятие просто невозможно, даже для меня… Наверное, это мои недоумки-предшественники думали таким способом остановить тебя…

– Мне это без разницы – чьи заклятия! Давай расколдовывай как умеешь, либо тащи к своему палантиру того, кто это натворил!

– Их никого уже нет тут со мной… Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать для твоего друга – даже ценою собственной жизни.

– Послушай меня, Саруман. – Халаддин сумел взять себя в руки, поняв – криком делу не поможешь. – Мой друг похоже, окончательно обратится в камень минут через пять-шесть. Сумеешь за эти минуты снять с него заклятие – и я сделаю то, чего ты добиваешься: заблокирую свой палантир от «передачи» и скину его в Ородруин. Каким способом снимать заклятие – твои проблемы; а не сумеешь – я поступлю так, как собирался, хотя ты, сказать по правде, меня почти разубедил. Ну?!

– Будь же разумен, Халаддин! Неужели ты погубишь целый Мир – вернее, два мира, – ради спасения одного-единственного человека? И даже не спасения: ведь человек-то этот потом все равно погибнет – вместе с миром…

– Да клал я с прибором на все ваши миры, понятно?! Последний раз спрашиваю: будешь колдовать, нет?

– Я могу только повторить сказанное однажды этим болванам из Белого Совета: «То, что ты собрался совершить, – хуже чем преступление. Это ошибка».

– Да?! Ну так я кидаю свой шарик в кратер! Так что сваливай-ка на хрен – если успеешь… А сколько секунд в твоем распоряжении – прикинь сам, по формуле свободного падения: я всегда был слаб в устном счете…

Лейтенант тайной стражи Росомаха в эти самые минуты тоже оказался перед лицом весьма нелегкого выбора.

Он достиг уже речных террас Андуина и имел все шансы благополучно добраться до спасительного челнока, когда неотступно шедшие за ним по пятам эльфы загнали его в склоновый курум – крупнообломочную каменную осыпь, где так любят устраивать свое логово настоящие росомахи. Надеясь срезать угол, лейтенант двинулся прямиком по куруму, прыгая с камня на камень; при таком способе передвижения главное – не терять первоначального разгона и ни в коем случае не останавливаться: прыжок – отскок, прыжок – отскок, прыжок – отскок. Когда стоит сухая погода, это не так уж сложно, но сейчас, после многодневных дождей, накипные лишайники, заляпавшие каждый камень потеками черной и оранжевой краски, напитались водой и раскисли, и каждое такое пятно таило в себе смертельную опасность.

Росомаха не одолел еще и половины склона, когда понял, что сильно переоценил дистанцию, отделяющую его от преследователей: вокруг него начали падать стрелы. Стрелы эти приходили по очень крутой траектории, явно на самом пределе дальности, но лейтенант был слишком хорошо осведомлен о возможностях эльфов – лучших лучников Средиземья, – чтобы не бросить оценивающего взгляда через плечо. После очередного прыжка он спружинил левой ногой на покатой поверхности каменного «сундука», одновременно разворачиваясь влево, – и тут мокрый лишайник, сравнявшийся в скользкости с пресловутой дынной кожурой, вывернулся из-под его мордорского сапога (ох, чуяло сердце – не доведет до добра эта обувка на твердой подошве!), и Росомаху швырнуло направо, в узкую, сходящуюся на нет расселину. Он прочертил обламывающимися ногтями бессильные борозды по лишайниковым натекам на «сундучной крышке» – да разве тут удержишься… Мелькнула напоследок совсем уж дурацкая мысль: «Эх, отчего я не настоящая росомаха…» – а мгновение спустя хруст в правой щиколотке, намертво застрявшей в щели-капкане, отдался невыносимой болью в позвоночнике лейтенанта и погасил его сознание.

138