Последний кольценосец - Страница 97

Впрочем, большая часть воспоминаний старого контрабандиста о своем сельском житье-бытье не отличалась особой теплотой. То был весьма специфический мир, где мужчины вечно настороже и не расстаются с оружием, а одетые во все черное женщины обращены в безмолвные тени, всегда скользящие по дальней от тебя стене: где крохотные окошки в толстенных стенах домов – лишь бойницы под арбалет, а главный продукт местной экономики – трупы, образующиеся в результате бесконечной бессмысленной вендетты: мир, где время остановилось, а каждый твой шаг предрешен на десятилетия вперед. Нечего удивляться, что веселый авантюрист Сарракеш (которого в ту пору звали совсем иначе) с самого детства ощущал себя там инородным телом. А рядом между тем было море, открытое для всех и уравнивающее всех… И теперь, когда он недрогнувшей рукою направлял фелюгу наперерез взмыленным штормовым валам, рявкая на замешкавшуюся команду: «А ну, шевелись!! Р-р-ракушки, зелень подкильная!..» – всякому становилось ясно: вот он, человек на своем месте.

Именно поэтому морской волк позволил себе категорически упереться, когда Тангорну приспичило в город непременно к двадцатому числу:

– И думать не моги! Сгорим как пить дать.

– Мне завтра надо быть в городе.

– Слушай, мил-человек, ты ведь меня подрядил не как гондольера, чтобы прокатиться вечерком по Обводному каналу. Тебе нужен был профессионал, верно? И если этот профессионал говорит: «Сегодня не пройти», – значит, так оно и есть.

– Я должен попасть в город, – повторил барон, – кровь из носу!

– Непременно попадешь – прямиком на нары. Береговая охрана два дня как перешла на усиленный вариант несения службы, ты понимаешь, нет? Горло лагуны сейчас заткнуто так, что там даже дельфин не пронырнет незамеченным. Надо выждать – долго-то в таком режиме они и сами не продержатся… хотя бы до начала той недели, чтоб по крайней мере луна пошла на ущерб.

Некоторое время Тангорн обдумывал ситуацию.

– Ладно. Если засыплемся – чем это тебе грозит? Полгода тюрьмы?

– Тюрьма – пустяки, главное – конфискуют судно.

– А сколько стоит твоя «Летучая рыбка»?

– Да уж никак не меньше трех десятков дунганов.

– Отлично. Я ее покупаю – за полсотни. Идет?

– Ты просто псих, – безнадежно махнул рукою контрабандист.

– Пусть так. Но монеты, которыми я плачу, чеканили не в сумасшедшем доме.

А дальше все вышло в точности как предрекал Сарракеш. И когда в полусотне саженей прямо по носу фелюги взметнулся пронизанный лунными бликами фонтан – это настигшая их галера дала предупредительный выстрел из катапульты, – шкипер, прищурясь, оценил дистанцию до кипящих по левому борту бурунов («Летучая рыбка» пыталась в ту ночь, пользуясь своей ничтожною осадкой, проскользнуть вдоль самого берега Полуострова – по утыканным рифами мелководьям, недоступным для боевых кораблей), обернулся к барону и скомандовал: «Давай-ка за борт! До берега чуть больше кабельтова – не растаешь. В поселке Игуатальпа отыщешь дом моего двоюродного брата Боташанеану – там отсидишься. Пятьдесят дунганов отдашь ему. Руби концы, торопыга…» «Ну и что, интересно, я выгадал тогда, – размышлял барон, – сунувшись очертя голову в ту авантюру? Верно говорят: «короче – не значит быстрее»; все равно неделя потеряна – что так, что эдак… Ладно, все мы крепки задним умом…» Тут в застольной (хотя правильнее, наверное, – «захурджинной»?) беседе горцев всплыло новое словечко – «альгвасилы», и с этого момента он начал слушать более чем внимательно.

Собственно, это не альгвасилы, а городские жандармы, и командует ими не местный коррехидор, а собственный офицер. Девять человек – офицер десятый, появились в Ирапуато позавчера. Якобы ловят знаменитого разбойника Уанако, только делают это как-то странно: патрулей так и не выслали, а все шляются по дворам и выспрашивают – не встречал ли кто в поселке чужих? Да кто ж им, островным шакалам, что-нибудь расскажет, даже ежели чего и впрямь видал… А с другого конца, коли вдуматься, парней тоже можно понять: «борьбу с разбойниками», как того требует начальство, изобразили – и ладушки; они ж не по уши деревянные – за нищенское жалованье шастать по скалам и осыпям, подставляя башку под арбалетный болт, пока их кореша спокойно обстригают караванщиков на Длинной дамбе…

Когда гость отбыл, Тангорнов спутник (звали его Чекорелло, а уж кем он там приходится Сарракешу, барон давно отчаялся понять) задумчиво заметил:

– А ведь это тебя ловят.

– Точно, – кивнул Тангорн. – Ты никак прикидываешь – не сдать ли меня в Ирапуато?

– Ты что, схренел?! Мы ж с тобой ели один хлеб!.. – Тут горец осекся, сообразив, но тона не поддержал. – Знаешь, те, внизу, всегда про нас говорят – мы, дескать, тупые, шуток не понимаем. Может, оно и так: тут люди продетые и за такую шуточку запросто могут перерезать горло… А потом, – он вдруг расплылся в хитрой улыбке (точь-в-точь дедушка, посуливший внучатам фокус с «отрыванием» большого пальца), – за твою голову все равно никто не даст пятидесяти дунганов, которые ты задолжал нашему семейству. Лучше уж я проведу тебя до города, как уговорено, и честно получу эти денежки, верно?

– Чистая правда. А задумался ты насчет обходных тропинок, нет?

– Ну… В Ирапуато теперь не сунешься, придется кругалем…

– Кругалем… Все серьезнее, чем тебе кажется. В Уахапане появились эти странные коробейники – вчетвером и увешанные оружием от головы до пяток, а в Коалькоман на три недели раньше положенного заявился сборщик налогов с альгвасилами. Теперь вот – Ирапуато… И это мне очень не нравится.