Последний кольценосец - Страница 5


К оглавлению

5

– Жалость – плохой советчик, Саруман. Ты ведь вместе со всеми нами глядел в Зеркало. – С этими словами Гэндальф указал на стоящий посреди стола предмет, более всего напоминающий огромное блюдо, наполненное ртутью. – В Будущее ведет много дорог, но по какой бы из них ни пошел Мордор, он не позднее чем через три века прикоснется к силам природы, обуздать которые не сможет уже никто. Не хочешь ли еще разок поглядеть, как они в мгновение ока обращают в пепел все Средиземье вкупе с Заокраинным Западом?

– Ты прав, Гэндальф, и отрицать такую возможность было бы нечестно. Но тогда тебе следует заодно уничтожить еще и гномов: они уже однажды разбудили Ужас Глубин, и тогда всей нашей магии едва хватило на то, чтобы не дать ему вырваться на поверхность. А ведь эти бородатые скопидомы, как тебе известно, обладают ослиным упрямством и совершенно не склонны учиться на своих ошибках…

– Хорошо, оставим то, что лишь возможно, и поговорим о том, что неизбежно. Если не хочешь заглядывать в Зеркало, посмотри вместо этого на столбы дыма от их угольных печей и медеплавильных заводов. Пройдись по солончаку, в который они превратили земли к закату от Нурнона, и попробуй-ка сыскать на этой полутысяче квадратных миль хоть одну живую былинку. Только смотри не попади туда в ветреный день, когда пересоленная пыль несется сплошной стеной по Мордорской равнине, удушая на своем пути все живое… Все это они – заметь! – успели натворить едва вылезши из колыбели; как ты полагаешь, что они начнут выделывать дальше?

– Так ведь ребенок в доме, Гэндальф, это всегда сплошной разор: сначала испачканные пеленки, потом поломанные игрушки, дальше разобранные отцовские часы, а уж что начинается, когда он подрастет… То ли дело дом без детей – чистота и порядок, глаз не отведешь; только вот хозяев это обычно не слишком радует, и чем ближе к старости – тем меньше.

– Меня всегда изумляло, Саруман, как ловко ты умеешь выворачивать чужие слова наизнанку и хитрой казуистикой опровергать очевидные истины. Только на сей раз, клянусь Чертогами Валинора, номер не пройдет! Средиземье – это множество народов, живущих сейчас в ладу с природой и с заветами предков. Этим народам, всему укладу их жизни, грозит смертельная опасность, и я вижу свой долг в том, чтобы опасность эту предотвратить любой ценой. Волк, таскающий овец из моего стада, имеет свои резоны поступать именно так, а не иначе, но я входить в его положение совершенно не намерен!

– Я, между прочим, озабочен судьбой гондорцев и рохирримов не меньше твоего – просто вперед заглядываю чуть дальше, чем ты. Тебе ли, члену Белого Совета, не знать, что совокупное магическое знание в принципе не может прирастать относительно того, что было некогда получено из рук Ауле и Оромэ: ты можешь утрачивать его быстрее или медленнее, но повернуть этот процесс вспять не в силах никто. Каждое следующее поколение магов будет слабее предыдущего, и рано или поздно люди останутся с Природой один на один. Вот тогда-то им и понадобятся Наука и Технология – если, конечно, ты к тому времени не изведешь все это под корень.

– Им вовсе не нужна твоя наука, ибо она разрушает гармонию Мира и иссушает души людей!

– Должен тебе заметить, что в устах человека, собирающегося развязать войну, разговоры о Душе и Гармонии звучат несколько двусмысленно. Что же до науки, то она опасна вовсе не им, а тебе, точнее – твоему больному самолюбию. Ведь мы, маги, в конечном счете лишь потребители созданного предшественниками, а они – творцы нового знания; мы обращены лицом к прошлому, они – к будущему. Ты некогда избрал магию – и потому никогда не переступишь границы, предначертанной Валарами, тогда как у них, в науке, рост знания – а потому и могущества – поистине беспределен. Тебя гложет самый страшный сорт зависти – зависть ремесленника к художнику… Ну что ж, это и вправду веская причина для убийства; не ты первый, не ты последний.

– Ты ведь и сам в это не веришь. – спокойно пожал плечами Гэндальф.

– Да, пожалуй что не верю… – печально покачал головой Саруман. – Знаешь, те, кем движет алчность, жажда власти, ущемленное самолюбие, – это еще полбеды, у них по крайней мере случаются угрызения совести. Но нет ничего страшнее ясноглазого идеалиста, решившего облагодетельствовать человечество: такой весь мир зальет кровью по колено и не поморщится. А больше всего на свете эти ребята обожают присказку «Есть вещи поважнее мира и пострашнее войны». Тебе ведь она тоже знакома, а?

– Я беру на себя эту ответственность, Саруман; История меня оправдает.

– О, в этом-то я как раз не сомневаюсь – ведь историю эту будут писать те, кто победит под твоими знаменами. Тут есть испытанные рецепты: Мордор надо будет превратить в Империю Зла, желавшую поработить все Средиземье, а тамошние народы – в нежить, разъезжавшую верхом на волках-оборотнях и питавшуюся человечиной… Только я сейчас не об истории, а о тебе самом. Позволь-ка мне повторить свой бестактный вопрос о людях – хранителях знаний мордорской цивилизации. То, что их надо будет убивать – не фигурально, а вполне натурально, – сомнений не вызывает: «сорняк должен быть выполот до конца», иначе эта затея вообще бессмысленна. Так вот, мне интересно – хватит ли у тебя духу поучаствовать в этой «прополке» лично; да-да, именно так – будешь ли ты своими руками отрубать им головы?.. Молчишь… Вот всегда с вами так, с радетелями за Человечество! Сочинять прожекты об «Окончательном решении мордорского вопроса» – это всегда пожалуйста, а как доходит до дела – сразу в кусты: вам подай исполнителей, чтоб было потом на кого кивать, скрививши морду, – это все, дескать, ихние «эксцессы»…

5