Последний кольценосец - Страница 17

– Ну да, нечто вроде современной науки поиска рудных жил – взамен ненадежных озарений рудознатцев… Значит, вы тоже полагаете, что Мир есть Текст?

– Тот мир, в котором живу я, – без сомнения; впрочем, это дело вкуса…

«Да уж. Мир есть Текст, – подумал Халаддин. – Любопытно было бы как-нибудь перечесть на трезвую голову тот его абзац, в коем прописано, что в один прекрасный день я в компании двух симпатичных профессиональных убийц (а кто ж они еще?) приму участие в охоте на девятерых нелюдей (чего ради? чем эти отличаются от прочих?), а в последние минуты перед боем, чтобы хоть на миг забыть о медном привкусе во рту и мерзком сосущем холоде в животе, буду предаваться глубокомысленным рассуждениям о поэзии… Воистину, автор такого текста далеко пойдет, воображения ему не занимать».

Тут его размышления были прерваны, поскольку яркая двойная звездочка над гребнем укрывшего их бархана мигнула, будто бы закрытая силуэтом ночной птицы. Значит – все… эх, глотнуть бы сейчас… Присев на корточки, он принялся запихивать в заплечный чехол свое сегодняшнее оружие – коротенький, непривычной для него конструкции орокуэнский лук и колчан с шестью разномастными с бору по сосенке стрелами. Тангорн же, для которого возможности Цэрлэга были пока в диковинку, в немом изумлении уставился на разведчика, бесшумно возникшего из темноты в нескольких шагах от них.

– Ваши перешептывания, прекрасные сэры, слыхать шагов за тридцать. Так что, будь на месте тех охламонов мои ребята, вы бы уже считали Звезды на ризах Единого… Ну ладно, проехали. Похоже, я успел ухватить своего кровника за самый кончик хвоста. Как я понимаю, их отряд держит путь к тому опорному пункту на тракте, про который рассказывал барон; до него, по моим прикидкам, осталось миль пять-шесть, а там их уже не достать. Так что диспозиция у нас будет такая…

Барханные пески упирались здесь в закатную окраину обширного – десятки квадратных миль – хаммада: море, безмолвно катящее штормовые валы на угрюмый каменистый пляж. Самая большая волна, как ей и положено, вздымалась над самой кромкою берега – огромная дюна, протянувшаяся на полмили в обе стороны от горящего у ее подножия костра. Место для лагеря эльф выбрал с умом: спину прикрывает откос дюны высотою футов сорок, а перед глазами ровная как стол поверхность хаммада: двое часовых, отодвинутых вдоль линии подножия дюны ярдов на двадцать к югу и северу от костра, полностью перекрывают направления возможного нападения. Правда, с топливом тут плоховато, но ведь саксаул горит долго и жарко, почти как уголь; притащил каждый на горбу по десятку полешек в руку толщиной – невелик труд, и грейся потом целую ночь…

«А это не ловушка? – обожгло вдруг Халаддина. – Мало ли что Цэрлэг все вокруг обнюхал… Слишком уж те беспечны. Жечь костер – это еще ладно, его видно только со стороны хаммада, а там, по идее, никого быть не должно. Но то, что часовой подходит к огню – подкинуть дровишек, да и согреться чуток, – это уже полное безумие, он ведь после этого слепнет минуты на три, не меньше…» Именно во время такой вот отлучки «южного» дозорного они и подобрались к его посту шагов на двадцать; тут разведчик оставил их с бароном и растаял во мраке: ему еще предстояло, обогнув лагерь справа, по хаммаду, подползти к «северному» часовому. «Нет, – одернул он себя, – не надо шарахаться от собственной тени. Просто они настолько отвыкли встречать сопротивление, что почитают охрану стоянки за проформу. Тем более – последняя ночь в рейде, завтра смена – баня там, выпивка, все такое… Опять-таки – получить премиальные по числу отрезанных оркских ушей… Интересно, детские уши идут по той же цене или малость подешевле? А ну-ка прекрати! Прекрати немедленно!! – Он изо всех сил закусил губу, чувствуя, что его опять начинает трясти, как тогда, в кочевье, когда он увидал изуродованные трупы. – Ты должен быть абсолютно спокоен – тебе ведь сейчас стрелять… Расслабься и медитируй… Вот так… Вот так…»

Он лежал, вжавшись в мерзлый песок, и пристально разглядывал силуэт дозорного; тот без шлема (это правильно – иначе хрен чего услышишь), так что стрелять, наверное, лучше в голову. Вот ведь забавно – стоит себе человек, глядит на звезды, размышляет обо всяких приятных – в своем роде – вещах и не подозревает, что на самом деле он уже покойник. «Покойник» тем часом с завистью оглядел семь фигур, разлегшихся вокруг костра (трое к югу, трое к северу и один к закату, между огнем и откосом), а затем, воровато отвернувшись, достал из-за пазухи флягу, глотнул, крякнул и шумно обтер губы. А-атлично… Ну и бардак… Интересно, как это понравится его «северному» напарнику? И тут сердце Халаддина дало перебой и со свистом оборвалось куда-то в пустоту, ибо он понял – началось! Да причем давненько началось, только он – придурок, раззява! – все прошляпил; да и барон не лучше, два сапога пара… Потому что «северный» часовой уже бессильно оплывал наземь, опираясь спиною на крепко обнявшего его Цэрлэга: мгновение – и, бережно и бесшумно опустив тело вастака на песок, разведчик втек в заполненный спящими световой круг, точно лис в кроличий садок.

Заторможенно, будто во сне, Халаддин привстал на одно колено, натягивая лук: боковым зрением он заметил справа уже изготовившегося к рывку барона. Часовой, похоже, уловил-таки какое-то движение во мраке, но, вместо того чтобы тут же заорать: «Тревога!!!», принялся (случается ж такое помрачение мозгов!) судорожно прятать за пазуху неуставную флягу с выпивкой. Этого мига как раз и хватило Халаддину, чтобы, дотянув пятку стрелы до подбородка, привычно опустить наконечник на дюйм ниже мишени – головы четко подсвеченного сзади дозорного; двадцать шагов дистанции, неподвижная цель – младенец и тот не промахнется. Он даже не ощутил боли, когда спущенная тетива стегнула его по левому предплечью, ибо в тот же миг до него донесся хлопок попавшей в цель стрелы – сухой и звучный, как будто в деревяшку. Вастак вскинул руки – в правой так и зажата злополучная фляга, – провернулся на пятках и медленно повалился навзничь. Барон ринулся вперед и уже миновал убитого, когда от костра донесся придушенный вопль – ятаган сержанта обрушился на первого из тех троих, что лежали с северной стороны костра, и тишина мгновенно разлетелась на тысячу звенящих и воющих осколков.