Бабу, однако, хотелось до невозможности: пять дней воздержания, шутка ли… Впрочем – какие наши годы! Он пошарил глазами вокруг себя, и – нате вам, тут же, буквально в десятке шагов, обнаружил искомое. На первый взгляд девка была неказиста – худышка годков семнадцати, да еще и с украшением в виде хорошо выдержанного, цветов побежалости, фингала под левым глазом, – но кхандец опытным взглядом оценил достоинства ее гибкой фигурки и едва только не облизнулся в открытую: эт-то, ребята, что-то с чем-то! Ну а что до рожи, так ее, как известно, в случ-чего можно и портянкой прикрыть.
– Скучаем, подруга?
– Отвали, – равнодушно откликнулась та; голос был чуть хрипловатый, но приятный. – Ты ошибся, дядя, – я не по этому делу.
– Так уж и не по этому! Может, просто настоящей цены пока не давали? Так тут все будет путем, не боись… – И, хохотнув, сцапал ее за руку – вроде шутя, но хрен вырвешься.
Девушка ответила краткой тирадой, которая запросто могла бы вогнать в краску пиратского боцмана, высвободила – одним точным непринужденным движением – свою руку из лапищи караванщика и быстро отступила назад, в проулок между залатанной палаткой и кривобоким балаганчиком из камышовых циновок; вообще-то ничего хитрого тут нет – просто вырываться надо строго в сторону большого пальца схватившего тебя человека, концевой его фаланги, – однако по первому разу такое впечатляет и, как правило, наводит на верные выводы. Но только не сейчас: раззадоренный караван-баши (это ж надо – какая-то малолетняя потаскушка будет корчить из себя недотрогу!) со всех ног ломанулся в проулок меж палатками за ускользающей добычей…
Не прошло и полминуты, как кхандец появился обратно на площади. Ступал он теперь очень осторожно, вроде как на цыпочках, и, тихонько мыча от боли, прижимал к животу правую кисть, бережно прикрывая ее левой. Ну, мужик, извиняй – сам дурак, чего тут еще скажешь… Выбить из сустава большой палец потянувшейся к тебе руки – сущий пустяк для любого оперативника ДСД, даже для зеленого новичка, а уж девушка-то была отнюдь не новичком. Чуть погодя Фей (под этим именем ее знали товарищи по Департаменту) вернулась в «свой» сектор площади, однако злосчастный караванщик навряд ли сейчас узнал бы ее, даже столкнись они нос к носу: шлюха канула в небытие, и вместо нее возник мальчишка-водонос, оборванный и чумазый, но безо всяких следов синяка под глазом – а ведь внимание наблюдателя обычно фиксируется именно на таких вот «приметах»… Вернуться на свой пост она, надобно заметить, успела как раз вовремя: слепой нищий, сидящий у самого въезда на дамбу, заунывно возопил «Помогите кто чем может, люди добрые!» вместо всегдашнего своего «Люди добрые, помогите кто чем может!» – сигнал «Ко мне!»
Розыскную ориентировку («Северянин, шатен шести футов росту, глаза серые… тридцать два года, но выглядит моложе… прихрамывает на правую ногу…») Фей, разумеется, помнила дословно, хотя в этот раз она была задействована лишь в оперативном обеспечении, непосредственно подчиняясь одному из опознавателей – слепому нищему. О том, что нищим этим является сам первый вице-директор ДСД собственной персоной, она, разумеется, даже не подозревала – равно как и о том, что Джакузи был вчера предупрежден со всей серьезностью: если его затея с облавной охотой на Тангорна не будет реализована в течение ближайших суток, то отставкой без мундира ему не отделаться… Оглашая воздух своим звонким «А вот кому воды, холодной воды со льдом!», девушка ловко ввинтилась в толпу, пытаясь с ходу угадать, кто именно привлек к себе внимание ее командира.
На дамбу как раз въезжал воз с мешками, судя по всему – кукуруза; пару мулов вел в поводу высокий худощавый горец лет двадцати восьми—тридцати, и зазор между его малиновой феской и дорожной брусчаткой составлял в аккурат требуемые шесть футов. Что же до остального… Даже если забыть о хромоте (каковая в действительности могла быть точно такой же «отвлекалочкой», как и ее давешний синяк), то уж глаза-то его были ну никак не серыми. Мешки… мешки – это серьезно, и как раз по этой причине тут барону ничего не светит. Проскочить дамбу в какой-нибудь винной бочке или ковровом тюке – ход напрашивающийся; он настолько заезжен, банален и многократно обсмеян, что именно своей опереточностью может соблазнить склонного к парадоксальным решениям Тангорна. Оттого-то таможенники и работают сегодня с предельным тщанием (среди них запущен слух: на дамбе, дабы пресечь всяческое мздоимство, работают инкогнито специальные ревизоры из Казначейства), а все повозки селян – те из-за дорожного ремонта движутся совершенно по-черепашьи – успевает незаметно обследовать специально обученная собака.
Поставив, таким образом, крест и на мешках, и на их хозяине. Фей скользнула цепким взглядом по вклинившемуся в очередь («А ну, поберегись!.. Осади в сторону – плетки захотел?!») наряду конных жандармов с их уловом – шестерыми скованными попарно арестантами-горцами, – и, убедившись, что тут полный порядок, перевела взор дальше… Так вот оно что!..
Богомольцы-хакимиане, возвращающиеся в город после Шавар-Шавана – традиционного трехнедельного паломничества в одно из своих горных святилищ. Человек тридцать, лица в знак смирения закрыты капюшонами власяниц, чуть не половину составляют припадочные и увечные – в том числе и хромые… Воистину идеальная маска; даже если удастся опознать барона (что практически нереально), как извлечь его из толпы паломников? Силой – отдав соответствующий приказ бригаде «дорожных ремонтников»? Да тут заварится такая каша, что и подумать страшно, а завтра в городе вообще может дойти до всеобщей резни между хакимианами и аританами… Выманить его на обочину? Но как?.. За этими размышлениями она едва не пропустила момент, когда «ее» слепец встал, уступая свое – весьма кормное – местечко другому члену гильдии нищих, и, стуча палкою по дорожным плитам, двинулся вслед за паломниками: это означало, что он опознал Тангорна с полной уверенностью.